Спасатель вспоминает о ликвидации последствий нефтегорского землетрясения
28 мая 1995 года сахалинский поселок Нефтегорск был разрушен страшным землетрясением. Погибло более двух тысяч человек. Сотни людей оказались ранены. Сегодня врио начальника поисково-спасательного отряда имени В.А. Полякова МЧС России Дмитрий КУБЛИЦКИЙ вспоминает последовавшие за землетрясением две недели спасательной операции.
Рухнувшие пятиэтажки
- Двадцать пять лет назад я был еще молодым спасателем – за два месяца до нефтегорской трагедии устроился в Читинскую поисково-спасательную службу, успел побывать на сборах (горные, горнолыжные сборы в Саянах), работа мне казалась захватывающей.
Выходной день я проводил на полевых работах с родителями. Мобильной связи еще не было, но радиостанцию каждый спасатель всегда носил с собой. После того как сработала тревога, мы прибыли на место и группой в десять человек были отправлены военным бортом Ил-76 в Иркутск. По прибытии дозагрузились сводной группировкой спасателей и войск гражданской обороны, гуманитарной помощью и полетели в Южно-Сахалинск. Здесь мы оказались утром следующего дня, и уже на Ан-26 прибыли в Оху. Запомнилось, что загрузка Ан-26 довольно тяжелым оборудованием (малая механизация) и гуманитарной помощью (палатки, теплые одеяла, газовые обогреватели и т.д.) шла под самый потолок. На мой вопрос командиру судна, взлетим ли, он ответил: «Не твоя проблема. Грузи». Из Охи вертолетами Ми-8 вылетели в Нефтегорск, куда прибыли около часа дня 29 мая. Стоял жаркий пыльный день. В иллюминатор стали видны руины, кем-то было произнесено: «Добро пожаловать в ад».
Два человека остались разбивать лагерь, остальные сразу пошли на работу. Рук и механизмов не хватало. Краны буквально воровали друг у друга. Первые двое суток мы вдесятером работали одновременно на трех рухнувших пятиэтажках - №№ 7, 11, 17. До сих пор помню их расположение, какие дома горели… Помню всех живых, которых удалось извлечь из-под завалов. Мертвые не запомнились.
Очень тяжело приходилось крановщикам – особенно первое время, пока не организовали питание. У нас-то были хоть какие-то сухие пайки, а они сутками работали голодные, если кто-то не догадывался накормить. Крановые работали по-настоящему, специалисты были отменные. Из техники в основном использовались японские Kato и наши «Ивановцы». Последних мы любили больше – при минимальном крене Kato плиту уже не поднимал, а работать приходилось при очень большом вылете стрелы, и забрать плиту из такого положения не мог даже японский сорокатонник. А наш «Ивановец», даже поставленный на бок, волоком снимал нужные плиты.
Двое-трое суток мы не спали совсем, ели, вскрывая паек на бегу. За это время мы освободили из-под завалов 11 живых человек. Были, насколько это возможно в такой ситуации, счастливые случаи. Один из домов был спланирован так, что перекрытие между первым этажом и подвалом оказалось деревянным – при обрушении плиты сложились «домиком» и люди, провалившись, попали под деревянный пол. Мы сделали шурф и по периметру дома, убирая доски, доставали уцелевших. Так, достали мужа и жену, у которых в соседней комнате остался сын лет девяти. И родители и мы слышали ребенка, но стена закрывала к нему доступ. К счастью, после включения фонарей, «стена» оказалась висевшим ковром. Вся семья была невредима!
Еще один примечательный случай: в очередные пять минут тишины мы обнаружили женщину, которая лежала на диване рядом со своим мертвым мужем. Ее ноги были задавлены практически по самый таз. С момента обрушения прошло уже около двух суток. Удалось прорыть к ней шурф и посадить рядом человека, который смог оказать первую помощь, напоить и поддерживать разговор (во время операции деблокады очень важно разговаривать с человеком, предупреждая о действиях спасателей). И тут женщина говорит: «Вы меня пока не трогайте. Я рядом слышала детей». А мы их не слышали. Оказалось, выше этажом и напротив той квартиры, в которой жила женщина, находилось двое ребят: Маша 1986 года рождения и Алеша – 1988-го (на тот момент моей дочери и сыну было ровно по столько же лет – казалось, я освобождаю своих детей). Мы зафиксировали женщину и занялись детьми. Когда над ними осталась единственная плита (которую даже подмели, чтобы на ребят не сыпался мусор), нас вдруг начали оттеснять с площадки, устанавливать софиты, подъехали ребята Центроспаса и стали готовиться поднять плиту. Тут я, по первому образованию – инженер-строитель, выскакиваю на плиту и говорю: «Я вам не дам ее поднять!» Ситуация обострилась практически до драки, меня начали оттаскивать прочь. Но кто-то вдруг сказал: «Парня надо послушать». И мы пошли другим, несколько более долгим путем – убрали плиты сбоку, открыв лестничную клетку, и легко разобрали сложенную из кирпича вентиляционную стену. Как только образовалось отверстие, Маша сама выбралась к нам на руки. Алешу доставали с большими сложностями – он оказался в «капсуле» между панцирной сеткой железной кровати и упавшими сверху шкафом и плитой. Когда его вынесли и поаплодировали освобождению детей, я сказал парням из Центроспаса: «А теперь поднимайте плиту». Плита разрушилась, не успев приподняться и на полтора метра. Всем стало очевидно, что этот вариант «спасения» неминуемо убил бы детей.
Пять минут тишины
- Какая техника и какие методы работы были тогда в вашем распоряжении?
- Замначальника сахалинского отряда Валерий Поляков впервые придумал и применил такую технологию: с определенной периодичностью все работы приостанавливаются, все переговоры прекращаются и пять минут тишины используются для того, чтобы услышать оставшихся в живых под руинами. Дальнейшие часа три работа возобновляется там, где услышаны голоса. Технологий поиска всего три: поэтажное снятие плит; устройство шурфа с помощью малой механизации и проникновение в образовавшееся пространство; комбинирование первого и второго способов. Мне тогда было немного проще, поскольку, благодаря первому образованию, я понимал технологию строительства, мог предположить, что и где лежит, за что можно зацепиться, за что – нет (технари у нас и сейчас в приоритете). Остальные спасатели постигали эту науку ценой проб и ошибок, другого выхода не было…
Технику мы привезли с собой из Читы, таская ее с одного воздушного судна на другое. Российского спасательного оборудования тогда еще не было, мы пользовались импортным снаряжением (английским, голландским). Это очень надежная техника, не поверите, она работает как часики до сих пор.
- Как долго еще сохранялась нехватка в спасателях?
- Людей было очень мало. Наш отряд из десяти человек, ребята из иркутской поисково-спасательной службы, войска гражданской обороны прибыли к обеду следующего после землетрясения дня. С нами работал парнишка из Южно-Сахалинска, работал по зову сердца. Каким образом он прошел через кордоны (многочисленные случаи мародерства вынудили принять решение о возведении кордонов), мы не знали – проникнуть просто так в поселок было нельзя. Он ел и спал вместе с нами, а потом мы тайно же вывозили его из Нефтегорска. И таких, как он, ребят, насколько я помню, было несколько человек.
Работы по разбору завалов завершились десятого июня. Дома сдавались государственной комиссии – в результате все было подчищено до мелкого камешка, до самого фундамента и грунта. Это было сделано для того, чтобы не оставить никаких фрагментов человеческих тел, чтобы не забыть никого.
Два или три дома горели: в первые часы после землетрясения оставшиеся в живых люди слышали, крики заживо горевших соседей… Когда мы доделали работу по своим трем пятиэтажкам, нас попросили помочь в качестве инструкторов молодым парням, призывникам-срочникам гражданской обороны. Они по кусочкам разбирали дом, чуть ли не просеивали косточки, оставшиеся от пожара.
- Где находились местные, уцелевшие от землетрясения?
- Для них был оборудован палаточный пункт временного размещения, часть населения разместили в деревянных постройках, вблизи поселка, называемые «дачи». Было организовано питание, оказывалась психологическая помощь.
Мы общались с населением с самых первых минут. Люди показывали, где начать поиски в первую очередь. Часто обманывали – говорили, что там живой, что слышат его – каждый думал о своих близких, надеялся на чудо. Приходилось тратить драгоценное время на обнаружение давно уже умерших. Поведение человека в горе понятно, осуждать здесь кого-то трудно.
Как общаться с родственниками погибших или пропавших, как успокоить, какие психологические приемы эффективны – это все быстро нарабатывается с опытом. Сегодня мы все – психологи.
Когда пугаться некогда
- Подвергались ли опасности сами спасатели?
- Опасным считается даже находиться на стройке. А здесь – все еще дышало, руины были живыми. Повторные толчки до пяти баллов ощущались еще несколько дней. Находиться при этом в шурфе, да и на поверхности завалов было, конечно, небезопасно. Ходили на грани. Это был страшный, но бесценный опыт. Спасателям, побывавшим в Нефтегорске, до мелочей известно, как разбирать завалы.
- Как долго вы приходили в себя?
- Наверное, правильно будет сказать, что я еще до сих пор не пришел в себя.
По возвращении домой, в Читу, в том же году мне пришлось пережить еще одно землетрясение. Мы жили на девятом этаже, и вечером, когда вся семья была в сборе, мы почувствовали толчки, отключилось электричество. Конечно, слабые толчки до четырех баллов в другое время не произвели бы на меня серьезного впечатления. Но, учитывая мой недавний опыт, держать эмоции под контролем было сложно, и я сказал себе, что хочу иметь свой дом. Сейчас я живу на земле, в одноэтажном доме.
- Кто сегодня идет в спасатели? Как им стать?
- Мы принимаем человека на работу и отправляем на полтора месяца в учебный центр. Получив необходимые навыки и статус спасателя, он начинает выезжать на поисково-спасательные и аварийно-спасательные работы. Это базовая ступень. Через два года, если человек оправдал доверие, он повышает свой класс до спасателя третьего класса. Получив дополнительные профессии (спасатель – специалист широкого профиля) и проработав еще минимум три года, спасатель подтверждает свой класс либо получает второй. Через три года (шесть, девять лет – все зависит от человека) можно получить высшее образование и стать спасателем первого класса. Высшая ступень – спасатель международного класса.
К нам идут романтики. Денег здесь не заработаешь. Командировки, частые разлуки с близкими, отсутствие порой всякого комфорта – неизбежные минусы профессии. Но работать всегда интересно.
- Бывали ли вы с тех пор в Нефтегорске?
- Нет. Не хочется. В экстремальной ситуации страшно бывает только первые несколько секунд, потом включается мозг, и начинаешь действовать. Но побывать на этом месте вновь мне бы не хотелось. Повторюсь, до сих пор помню всех выживших. Этой памяти мне достаточно.
